Я хотела сразу переодеться, но меня так трясло, что я с трудом добралась до кровати и легла поперек, свернувшись клубочком, прямо в бальном платье. Мысли в голове смешались, кровь по-прежнему пульсировала в висках, руки дрожали, в груди полыхал огонь и дышала я сейчас не намного лучше, чем ректор Фарлаг во время приступа. Только рядом не было никого, кто мог бы смешать мне успокоительное экспресс-снадобье. Или хотя бы налить чашку чая с мятой.
Не знаю, сколько я пролежала так, зло кусая губы и сминая пальцами покрывало. Мои желания метались из стороны в сторону. Я то хотела немедленно собрать вещи и сама покинуть Лекс, чтобы никогда сюда не возвращаться, то решала, что нужно собраться и пойти напрямую к профессору Блэку, чтобы показать ему портрет и спросить, действительно ли на нем его дочь.
Постепенно дрожь унялась, дыхание выровнялось. Еще какое-то время я просто лежала, чувствуя пустоту внутри, ставшую такой привычной после смерти мамы. За окном солнце то выглядывало, то скрывалось, часы на стене тикали, а я все лежала и лежала, совершенно не чувствуя ни сил, ни желания встать и куда-то пойти.
Только когда часы пробили полдень, я наконец заставила себя подняться с кровати и все-таки переодеться.
Приведя платье в порядок с помощью заклятий бытовой магии, я собралась идти к профессору Блэку. Возвращение платья казалось хорошим предлогом для визита, но потом я обнаружила, что сумочки с маминым портретом у меня нет. Я оставила ее в спальне ректора. От осознания этого факта я едва не застонала в голос. Мысль о том, чтобы пойти к Фарлагу, я отмела сразу. Мне совершенно не хотелось снова встречаться с его женой. Все равно он рано или поздно вызовет меня из-за инцидента с Дорном, тогда и спрошу про сумочку.
Теперь мне не с чем было идти к Блэку, я могла только спросить у него, как звали его дочь. После недолгих колебаний, я решила начать хотя бы с этого, но сколько ни стучала в дверь его апартаментов, он мне так и не открыл. Или не услышал, или был не в себе, или куда-то ушел. Сегодня определенно был не мой день.
Сидеть в четырех стенах и чего-то ждать — возвращения Блэка, вызова к ректору или чего-то еще — я не могла и не хотела. Поэтому к себе я вернулась только для того, чтобы оставить бальное платье в шкафу и накинуть легкий плащ: в долине все еще было прохладно, особенно во второй половине дня, а я собиралась на довольно долгую прогулку. Мне хотелось найти сгоревший коттедж. Я не знала, существует ли он еще или его давно снесли, но надеялась, что хотя бы какие-то останки сохранилось. По крайней мере, на его месте едва ли стали строить новый. Плохое это дело: строить там, где кто-то погиб.
Поскольку с начала года я обошла во время своих одиноких прогулок уже почти весь сад, лесопарк и даже часть леса, оставалось не так много мест, где мог находиться сгоревший коттедж. Их я и собиралась проверить.
В коридоре я снова едва не столкнулась с Дорном. Он был достаточно далеко, но успел заметить меня. Его лицо исказилось от гнева, хотя я ожидала увидеть на нем торжество. Разбираться я не стала, предпочла юркнуть на лестницу и побежать прочь.
На улице оказалось прохладнее, чем я ожидала, особенно когда я углубилась в более глухую часть лесопарка, которая выглядела давно заброшенной. Обычно я не рисковала сюда ходить, но если где и мог стоять пострадавший от огня коттедж, то только здесь.
Место выглядело довольно жутко: заросшие, порой почти непроходимые дорожки, скрипящие на ветру старые, высохшие деревья, которые давно стоило убрать, мертвая тишина, нарушаемая лишь нервным стуком дятлов да криками каких-то неизвестных мне птиц. Чем дальше я заходила, тем тревожнее мне становилось. Даже показалось пару раз, что за мной кто-то крадется, но сколько я ни оглядывалась, видела только раскачивающиеся от порывов ветра кустарники.
Я была уже почти готова бросить свою затею, когда деревья впереди внезапно расступились, выпуская меня на открытое пространство, посреди которого стоял обгоревший коттедж. Каменные стены почернели от огня, но устояли, а крыша провалилась, уничтожив чердак. Окна обоих этажей зияли пустотой.
Я нерешительно замерла, разглядывая то, что осталось от дома профессора Блэка. От него веяло холодом, который пробирался под плащ, гнал мурашки по коже и оборачивался плотным кольцом вокруг сердца. Мне казалось, здесь до сих пор пахнет гарью и смертью.
Поборов напавшее на меня оцепенение, я осторожно приблизилась к коттеджу. Входная дверь или сгорела, или ее сняли, поэтому я беспрепятственно вошла внутрь. Все содержимое дома сгорело дотла, оставшись темными бесформенными грудами на полу. Теперь я понимала, почему профессор Блэк показывал мне портрет, на котором его дочери было лет десять: другие едва ли сохранились.
Я прошла по коридору до просторной комнаты, которая когда-то была, вероятно, гостиной, оглянулась по сторонам, с новой силой ощущая пустоту внутри. Здесь не было и не могло быть ничего интересного. Ничего, что помогло бы мне. Следовало вернуться и снова попытать счастья с профессором Блэком.
Я вернулась в коридор и тут же вновь замерла, забыв как дышать: в другом его конце стояло самое страшное существо, которое я когда-либо видела в своей жизни. Когда-то оно было женщиной с длинными темными волосами, но сейчас его глазницы пустовали, челюсти обнажились, остатки кожи на лице пожелтели, часть черепа облысела. Одежда, какой бы она ни была, местами истлела, местами повисла грязными лохмотьями.
С жутким, пронзительным криком существо кинулось на меня, протягивая вперед костлявые руки со скрюченными пальцами и длинными когтями.