Проклятый ректор (СИ) - Страница 79

— А кто-нибудь другой его видел? — вырвалось у меня.

Фарлаг нахмурился и даже положил обратно наколотый на вилку кусочек, который собирался съесть.

— Кто-нибудь наверняка видел, — уверенно ответил он. — Просто я никого из этих людей не знаю лично. Почему ты спросила?

— Просто это прозвучало странно, — я пожала плечами. — Получается, о том, что он был против вашего брака вы знаете… только со слов вашей жены? Которая с ним долгое время не общалась. Вы уверены, что ее отец вообще существует?

— Конечно, он существует, — недовольно процедил ректор. — Иначе кто прислал мне отравленное вино?

— Тогда почему вы не знаете никого, кто знал бы его лично? — не сдавалась я, хотя видела, что Фарлаг раздражается от этих вопросов.

— Потому что он беглый темный маг, который годами скрывается от Легиона.

— А до этого? Кто-то же из ваших знакомых должен был знать его до того, как он начал скрываться от Легиона!

Фарлаг поставил локти на стол, сцепил руки в замок и подпер ими подбородок, сверля меня взглядом.

— В те времена никто из моих знакомых его не знал, потому что ни Алисия, ни ее отец никогда не принадлежали моему кругу. Я встретил ее на вечеринке, куда ее пригласили… как некую диковинку именно из-за таинственной истории с отцом.

— То есть вас уже тогда тянуло к простолюдинкам? — удивилась я. Еще больше меня удивила собственная наглость.

Фарлаг прищурил глаза. На этот раз — совсем недобро. Я почувствовала, что сердце забилось сильнее, но не ощутила страха, хотя в другой день наверняка испугалась бы. Но, кажется, признание ректора в том, что он просыпается по утрам ради меня, что-то необратимо изменило в наших отношениях.

— Мне всегда нравились необычные женщины, — признал Фарлаг, с трудом сдерживаясь. — Но я не понимаю, к чему ты клонишь.

— Разве вы не видите того, как странно и подозрительно это все? Вы встречаете женщину, о которой никто ничего толком не знает, она окружена только какими-то слухами. Вы разговариваете с ней два раза и один раз ужинаете и после этого сходите от нее с ума. Настолько, чтобы предложить ей замужество, несмотря на то, чем вам это грозит. А грозит оно от загадочного отца, которого никто никогда в глаза не видел…

— Перестань! — повысив голос и хлопнув ладонью по столу, потребовал Фарлаг. Его терпение лопнуло. — Ты ничего о ней не знаешь! Так что не смей судить!

Я впервые слышала, чтобы он так кричал. И впервые видела, чтобы он так злился. Даже во время нашего собеседования и когда я залезла в его кабинет, он злился более… сдержанно.

Мне оставалось только снова уткнуться взглядом в тарелку, нервно крутя вилку в руках. Есть расхотелось окончательно, и утро перестало казаться таким приятным. Мне хотелось уйти, но я осталась сидеть. Не хотелось выглядеть психованной истеричкой. Вспышка Фарлага только укрепила меня в моих подозрениях: одурманенные любовным снадобьем крайне болезненно реагируют на любые негативные слова в адрес объекта страсти.

Пока я молчала, глядя в тарелку, Фарлаг успокоился, шумно выдохнул и потер лицо руками. Все как по учебнику, даже страшно немного стало. Я решила, что лучше оставить эту тему: если он действительно одурманен, то толку от этого не будет.

— Прости, не хотел на тебя кричать, не знаю, что на меня нашло, — примирительно сказал он.

Я кивнула, давая понять, что извинения приняты, но продолжала молчать и смотреть в тарелку. Последняя оладья так и осталась одиноко лежать на ней, но я есть больше не собиралась, а потому отложила в сторону приборы.

Фарлаг, судя по всему, тоже потерял аппетит. С минуту он почти неподвижно и безмолвно сидел напротив меня, а потом сдержанно сообщил:

— Как бы ни было жаль, я вынужден тебя покинуть. Тебя я от практических занятий по снадобьям сегодня освобождаю, а сам вынужден на них отправиться. А потом у меня лекция у третьего года обучения.

Мою обиду как рукой сняло, я посмотрела на него с тревогой. Он и так ждал нового приступа сегодня, а тут еще практическое занятие! Вчерашний день выдался непростым, ночью он почти не спал, мучился от головной боли… Я не могла его так отпустить. Поэтому когда он поднялся из-за стола, я сделала то же самое и перехватила его за руку, не давая уйти.

— Сэр, позвольте мне помочь вам хотя бы с головной болью. Мне это несложно, правда.

Он удивленно посмотрел на мои пальцы сомкнувшиеся вокруг его запястья. Пожалуй, тут было чему удивиться: за это утро я уже дважды сама его коснулась, хотя до этого ни разу не позволяла себе таких вольностей. Потом он снова поднял взгляд и кивнул, поворачиваясь ко мне и разводя руки в стороны.

— Хорошо, если ты уверена, что тебе это не повредит, я весь твой.

— Очень опрометчивое заявление, — не удержалась я, в который раз за утро поражаясь собственной смелости.

— А главное, абсолютно искреннее, — заверил он, не отрывая взгляда от моего лица, пока я пыталась поймать вибрации.

Это сбивало меня с настроя, поэтому я закрыла глаза. Только тогда мне удалось наконец «настроиться» на волну его боли и выдать голосом нужную мелодию.

Когда вибрации — а вместе с ними и мой голос — смолкли, я разомкнула веки и посмотрела на него. Как и в прошлые разы, Фарлаг выглядел спокойным и безмятежным, словно погрузился в сон. Он не торопился открывать глаза, а я — убирать руки с его висков. Я разглядывала его лицо, такое молодое и красивое, скользила взглядом по двум глубоким скорбным складкам, образовавшимся вокруг рта, по обветренным губам и вспоминала его слова о том, что проклятие с каждым годом забирает у него все больше. Он искренне верил, что у него нет будущего. И все же сказал, что со мной в его жизни появилась слабая надежда на то, что какая-то радость его еще ждет.