— И что? Это не значит, что я не ее дочь.
— Значит, если она училась тут незадолго до пожара, — подал голос Алек. — Беременным не разрешают учиться в Лексе. Даже официально замужние студентки на время беременности прерывают обучение.
Мне показалось, что у меня из-под ног выбили почву и в тот же момент с силой ударили в грудь. Я пошатнулась, понимая, что не могу сделать вдох. Фарлаг стоял ко мне ближе других, поэтом именно он и удержал меня от падения, обхватив за плечи одной рукой и подав вторую в качестве опоры. Я вцепилась в нее с такой силой, что он поморщился.
— Тебе нужно на воздух, — решил он. — Хватит с тебя этого подвала.
Он подтолкнул меня к лестнице, но я совершенно не чувствовала собственных ног и не могла их переставлять. Они были словно ватные и не держали меня. Наверное, у меня в организме накопился какой-то критический уровень шока. Тогда Фарлаг просто подхватил меня на руки и понес сам.
Я ощущала себя так, словно на меня накинули полупрозрачную ткань. Все было приглушено: цвета, звуки, ощущения. Реальным и осязаемым остался только ректор, его руки, которые меня держали, тяжелое дыхание, когда он пытался подняться со мной по неудобной узкой лестнице, тихий голос, обещавший мне, что все будет хорошо.
Только когда мы оказались в коридоре сгоревшего коттеджа, я по-настоящему осознала, что происходит.
— Зачем вы несете меня сами? Можно же левитировать, — напомнила я ему. — Так удобнее.
— Ты же знаешь, как я отношусь к левитации, — улыбнулся он.
К тому моменту, как мы оказались на улице, я окончательно пришла в себя и попросила его опустить меня на землю. Он выполнил мою просьбу незамедлительно, но первые секунды придерживал за плечи. Лишь когда убедился, что я нормально стою сама, отпустил.
— Рецепт, — вдруг вспомнила я, посмотрев на свои пустые руки. — Кажется, я его обронила.
Фарлаг оглянулся на пустой дверной проем. Алек и девочки где-то задержались. Возможно, впали в ступор, когда ректор взял меня на руки, поэтому заметно отстали.
— Если ты уже твердо стоишь на своих двоих, я пойду посмотрю, где он.
— Стою, — заверила я его, хотя меня еще немного штормило после его заявления про маму.
Фарлаг напоследок коснулся моего плеча и шагнул обратно к дому. Он уже почти скрылся в дверном проеме, когда я вдруг вспомнила, что потеряла не только рецепт.
— И сумку!
Он рассмеялся и обернулся. Наверняка, чтобы сказать что-то ироничное, судя по выражению лица. Но не успел. Улыбка мгновенно исчезла, уступив место испугу. Он дернулся в обратную сторону, успев выкрикнуть:
— Тара, берегись!
Я лишь успела понять, что он смотрит на что-то за моей спиной, но вот обернуться — нет. Что-то обхватило меня, облепило со всех сторон от плеч до колен, словно обернуло в кокон. Пронзительная боль воткнулась в тело миллионом острых ядовитых жал. Я не успела ни подумать, ни осознать произошедшее. За ослепительной вспышкой боли последовала блаженная темнота беспамятства.
Мне снилось, что я тону. В том самом широком колодце-бассейне в подвале сгоревшего дома Блэков. Мое тело сковал холод, он колол кожу тонкими иголками, я не могла вдохнуть. Только погружалась все глубже и глубже, глядя на светящийся шар, который висел под потолком подвала. Но чем ниже я опускалась, тем более тусклым казался его свет. Потом я коснулась ногами дна, а над колодцем в то же мгновение склонилась женщина. Я не могла разглядеть ее сквозь толщу воды, она осталась для меня светлым пятном лица на фоне темных локонов.
— Лучше тебе самой уйти…
Я не знала, кто сказал эти слова. Если та женщина, то как я их услышала? Ведь я была под водой. Да и со мной в колодце никого не было. И в любом случае вода заливала мне уши. Как бы я могла что-то услышать так отчетливо?
От этого несоответствия я и проснулась, жадно втянув в легкие воздух, торопливо сев и обхватив голову руками. Потом потерла ладонями лицо, прогоняя остатки кошмара, откинула назад волосы, успокаиваясь.
Успокоилась я, правда, ненадолго. Стоило окончательно проснуться, как я поняла, что в спальне темнее, чем обычно. Я никогда не задергивала шторы, чтобы луна могла освещать комнату. Да и кровать подо мной была чужой: мягче, чем я привыкла. А еще она была шире. Моя кровать в Лексе и так была гораздо шире, чем в Орте, но та, в которой я лежала сейчас, была в два раза больше. Здесь при желании могли спать четверо. Такую огромную я видела только один раз: в ту ночь, когда помогала ректору во время приступа.
У меня внутри все похолодело. По крайней мере, лежала я тут одна: вторая половина кровати выглядела непотревоженной.
Я попыталась встать. Запуталась в одеяле, потому что руки и ноги плохо слушались, но через какое-то время все же опустила босые ноги на пол. Они тут же утонули в высоком ворсе ковра. А я осознала, что из одежды на мне только рубашка. Мужская рубашка.
— О, древние боги, — вырвалось у меня. — Что происходит?
Тело почему-то по-прежнему плохо слушалось. Мышцы болели, кожа неприятно зудела, и в целом я чувствовала себя побитой. Но я все равно заставила себя встать и найти выход из комнаты, хотя в обступавшем меня мраке едва были видны очертания предметов.
Из спальни я попала в большую гостиную, в которой шторы были не такими плотными, а потому и темнота — не такой всепоглощающей. Теперь я не сомневалась, что нахожусь в апартаментах ректора. И тот, насколько я видела, спал здесь, в гостиной, на диване. Мысленно помянув рогатого демона, я постаралась как можно тише пересечь комнату. Я уже почти добралась до двери, когда спокойный и совершенно не сонный голос ректора заставил меня остановиться: