— Я в порядке, — торопливо заверила я.
— Рад это слышать, но настоятельно рекомендую вам посетить лазарет. И вот вопрос, который мучает меня с каждой секундой все сильнее: как вас вообще сюда занесло? — Фарлаг обвел выгоревший коридор выразительным взглядом.
— Гуляла и забрела, — по привычке соврала я, совсем забыв, что вообще-то хотела воспользоваться его помощью. — А что вы здесь делаете?
— Вас ищу. Вот, — он достал из кармана плаща сумочку, которую я забыла в его спальне, — нашел у себя. Полагаю, это ваше.
— Да, спасибо, — я сжала в руках мягкую ткань, ощущая сквозь нее мамин портрет.
— Если вы налюбовались этим печальным местом, я провожу вас обратно в замок.
— Я и сама могу дойти, — опять не к месту заверила я, чем вызвала очередную усмешку.
— Я не сомневаюсь. Но я хочу убедиться, что вы туда пошли, а не отправились искать новые приключения.
Мне нечего было возразить на это.
Когда мы вышли на улицу, оказалось, что уходящее за горизонт солнце еще подсвечивает небо, заметно стемнело только в долине. Мы двинулись в сторону замка, но оба, не сговариваясь, шли довольно медленно. И если свой черепаший шаг я могла объяснить иногда возникающим головокружением, то почему не торопился Фарлаг, я не имела ни малейшего понятия. Светящийся шар парил над нами, освещая наш путь.
Я по привычке обхватила себя за плечи, Фарлаг это заметил.
— Замерзла?
— Нет, все в порядке, — тут же отмахнулась я, мысленно отметив, что время от времени он переходит со мной на «ты». Я не знала, является ли это его обычной манерой общения или только я заслужила такое своим происхождением.
После его замечания я поняла, что на самом деле ужасно замерзла. Настолько сильно, что уже почти не ощущала этого. Я постаралась незаметно набросить на себя согревающее заклятие, но судя по тому, как он тихо хмыкнул и покосился на меня, он все-таки заметил.
— Я хочу извиниться перед вами, — неожиданно сказал Фарлаг.
Настолько неожиданно, что я даже запнулась и остановилась на пару секунд, удивленно глядя на него.
— За что?
— За некрасивую сцену этим утром. Моя жена время от времени любит делать вид, будто ей не все равно.
Я не знала, что сказать на это. В моей голове появилось сразу столько вопросов и каждый хотелось ему задать, но я сомневалась в их уместности.
— Мне кажется, женщине всегда не все равно, с кем завтракает ее муж. И почему, — осторожно заметила я.
— Вам это только кажется, — язвительно возразил он. — Она живет в моем столичном доме на мои деньги с другим мужчиной. Мне кажется, за это я заслужил право завтракать с кем захочу без объяснения причин.
Его признание заставило меня запнуться и остановиться во второй раз. Даже не знаю, что меня шокировало больше: то, что он мне это сказал, или то, как он это сказал. Спокойно, как-то буднично. Как будто это было нормальной практикой между супругами.
— Почему вы это позволяете?
Он пожал плечами, его шаг не сбился ни на секунду.
— У нее хватает ума и такта не афишировать это, поэтому я имею возможность делать вид, что ничего не знаю.
— Но… почему?
— А что по-вашему я должен сделать? — он снова посмотрел на меня с лукавой улыбкой, но мне показалось, что на этот раз за ней скрывается тоска. — Развестись? А какой в этом смысл? Для человека вроде меня это означает только лишнюю шумиху и внимание светской прессы, а я не хочу ни того, ни другого. И потом… Наши отношения разладились уже давно и по моей вине.
— Из-за проклятия? — уточнила я, не сумев сдержать любопытство, хотя здравый смысл подсказывал мне, что не стоит лезть к нему с этими расспросами.
— Можно и так сказать. Она не простила мне того, что я сдался. Пока я искал способы его снять, она меня горячо поддерживала. Даже пыталась помогать, хотя в этой сфере магии не сильна. И три года назад, когда я занял пост ректора, она жила здесь со мной. А потом я сказал, что больше не хочу искать выход. Еще пару месяцев она пыталась меня переубедить, а когда не вышло, сказала, что не хочет на все это смотреть.
— На приступы?
— На то, как я умираю.
Его слова упали между нами чем-то тяжелым, гнетущим. Я поняла, что даже заклятие больше не согревает меня. И снова больше шокировал не столько сам факт признания, сколько спокойный, будничный тон, которым оно было произнесено.
— Тогда мы считали, что все к этому идет, — пояснил Фарлаг с улыбкой. — Теперь я понимаю, что проклятие меня не убьет. Только будет мучить.
Несмотря на то, что шли мы медленно, я чувствовала, что с каждой секундой сердце бьется все быстрее и быстрее, дыхание становится неровным, тяжелым. Его внезапная откровенность шокировала и сбивала с толку. И вместе с тем создавала между нами незримую, пока почти неосязаемую связь.
— Почему вы мне все это рассказали? — все-таки спросила я.
Он внезапно остановился и повернулся ко мне. Мне пришлось сделать то же самое. Мы уже вышли из лесной части парка и оказались на краю зацветающего сада.
— Потому что хочу откровенность за откровенность. Что на самом деле вы делали в сгоревшем доме профессора Блэка? И почему вчера на балу вы были в платье, которое он купил для своей погибшей дочери?
Какая-то часть меня все еще желала отделаться от расспросов маленькой ложью и упрямым «непониманием», но я заставила эту часть замолчать. Я ведь и сама хотела просить его о помощи, так почему же я так боюсь быть с ним откровенна?
— Вы знаете, как звали дочь профессора Блэка?