— А, понятно, кто-то уже просветил, — недовольно откликнулся он, словно стыдился своего происхождения.
— Увы, — я решила поддержать эту манеру.
— Знаешь, мы ведь давно не короли. Очень давно. Все эти расшаркивания и попытки померяться, у кого родословная длиннее, — глупость.
— Я-то с этим согласна, — на этот раз я поддержала его с искренним энтузиазмом. — Но странно, что ты так считаешь. Я думала, вы все молитесь на свои родословные, как на древних богов. Ректор Фарлаг, говоря о своем аристократическом происхождении, разве что не лопался от гордости.
Алек рассмеялся. Как всегда искренне и весело. С каждой минутой нашего общения он нравился мне все больше, и я ничего не могла с этим поделать.
— Он имеет на это право, Фарлаги — очень достойные люди. Они много сделали для нашего мира.
— Гордиться предками — это, наверное, нормально, — согласилась я. — Но разве может это быть важнее собственных достижений?
— У него и своих достоинств хватает, — не сдавался Алек, пока мы шли по бесконечно длинному коридору к другой аудитории. — Лучший выпускник Лекса, самый молодой Мастер Снадобий, талантливый ученый, самый молодой ректор в истории не только Лекса, но и всех учебных заведений. Хотя считается, что с последним ему помог папа-министр, но он справляется. Говорят, в обществе в свое время тоже блистал и был одним из самых завидных холостяков.
— Ты его так защищаешь, словно он твой… любимый дядя, — я не придумала другого достойного родства, учитывая возраст.
— Мы все немного родственники, — со смехом признался Алек. — Но мне просто жаль его, наверное. Такое многообещающее начало, а теперь…
Он вздохнул и махнул рукой, а я почувствовала внезапный приступ любопытства. Мне так и не рассказали ни одной версии о том, кто и за что проклял Фарлага. Я уже собиралась об этом спросить, но Алек успел первым:
— Что за бумаги ты с таким любопытством изучала вместо лекции?
Я смутилась. Делиться с ним своими тайнами у меня не было желания, каким бы милым Алек ни казался, поэтому я попыталась уйти от ответа:
— Да так, кое-что по учебе…
— Правда? А было похоже на личные дела студентов.
У меня по спине пробежал холодок. Алек, конечно, сидел недалеко, но как он разглядел? Только через пару мгновений я вспомнила, что ректор показывал ему ведомости с оценками мамы. Значит, доставал ее личное дело. Алек мог просто узнать оформление страницы.
— Это как-то связано с твоей мамой?
Последние слова окончательно добили меня. Я замерла посреди коридора, посмотрев на него с подозрением. Как он догадался? И хотя я не озвучила свой вопрос, Алек словно прочитал мои мысли:
— Меня тоже прочат в лучшие выпускники Лекса, — со своей обычной очаровательной улыбкой пояснил он. — Твой внезапный перевод сюда после ее смерти, обгоревший портрет, твой внезапный побег с вечеринки после того, как я упомянул архив в кабинете ректора, теперь эти бумажки… Что ты ищешь, Тара?
Видимо, он и правда был очень умен и внимателен к деталям. Я задумалась о том, что, возможно, стоит ему довериться. В конце концов, я еще ничего плохого от него не видела за все время пребывания здесь. Наоборот, он единственный, кто отнесся ко мне хорошо. И я очень нуждалась в помощи.
— Я ищу свою маму, — призналась я. — То есть… пытаюсь понять, кем она была. До ее смерти я не знала, что она училась здесь. Я не знаю, кем она была до замужества. Ничего о ней не знаю. Я хочу найти каких-нибудь родственников. И, может быть… — в последний момент я осеклась, решив, что про отца рассказывать все же не стоит. — Может быть, ее родители еще живы и захотят со мной познакомиться. Или хотя бы они должны знать, что случилось с ней.
— Так эти личные дела студентов?..
— Личные дела студенток по имени Дария, которые учились здесь в нужный год и чей возраст совпадает с маминым, — кивнула я, доставая копии из сумки и протягивая ему. — Но дата рождения не совпадает ни у одной, а без портретов я не могу понять, кто из них моя мама.
Алек просмотрел протянутые листы, а потом выдал:
— Значит, нужно соотнести эти имена с портретами выпускников.
— Портретами выпускников? — мое сердце забилось чаще, когда я поняла, что ниточка еще не оборвалась.
— Да, создается для каждого выпуска из Лекса. По одной копии альбома остается в библиотеке. После следующей лекции могу показать тебе.
Это была, наверное, самая длинная лекция в моей жизни. Минуты тянулись бесконечно долго, я вновь старательно записывала за преподавателем, но делала это, не задумываясь и не пропуская информацию через себя. Я могла думать лишь о том, что вот-вот узнаю настоящую фамилию мамы. И тогда до поиска ее родителей останется всего один шаг.
Однако в библиотеке меня ждало жестокое разочарование. Мы с Алеком внимательно рассмотрели портреты всех Дарий, даже тех, кого я отсеяла по году рождения. Никто из них не был похож на мою маму. Тогда мы изучили портреты всех девушек подходящих нам выпусков, пользуясь тем, что третьей лекции не было ни у меня, ни у него. Мы потратили на это почти час, но ни одна выпускница Лекса не была похожа на мою маму. Ни такую, какой я ее знала, ни такую, какой она была изображена на обгоревшем портрете.
— Ерунда какая-то, — хмурился Алек. — Как такое возможно? Она могла не выпуститься?
— Она забеременела, — тихо признала я, но мне показалось, что в тишине библиотеки мои слова все равно прозвучали оглушительно. — Могла сбежать, наверное.